— Очень хочу, разумеется.
Она сказала серьезно:
— Я думаю, что дружба помогает людям в жизни. Это я прочитала вчера в одной книге, и это очень верно…
Потом мы спустились по Кинг-стрит к молу и долго смотрели на залив. Красивые парусные яхты мчались к мысу Джен и там ловко поворачивали, ловя ветер. Одна из них обогнала все остальные. Ее паруса блестели в лучах заходящего солнца.
— Как ловко управляется с парусами парень, — заметила Эдит, кивая на яхту, где чернела фигура толстого человека, сидевшего на корме.
— Это Боб, — отозвался я.
— Ну да, Боб Бердворф, — подтвердила Эдит. — Он скоро получит наследство, говорят.
Мне не понравилось, что Эдит так много внимания обращает на суденышко этого Боба, племянника господина Сэйтона. Но действительно его яхта была прелестна.
— Может быть, мы вернемся домой? — предложил я Эдит.
— Да, Сэм. Здесь свежо, — покорно согласилась со мною она, хотя на берегу совсем не было свежо.
Когда я пришел домой, отец ужинал. На его безмолвный вопрос я мог только опустить голову.
— Ничего утешительного.
— Ешь, если голоден, — сказал отец.
После ужина он позвал меня в кабинет, где каждая мелочь, начиная с каминных щипцов в виде широких когтистых лап и кончая громадной пепельницей из панциря гвинейской черепахи, была мне знакома с детства. Я видел блестящую седину на висках отца и добрый взгляд его усталых выцветающих глаз. Милый отец! Из старинного секретера он вынул два банковых билета и сказал тихим голосом, в котором звучала печаль:
— Дорогой малыш! Ты получил образование, как хотела твоя покойная мать…
— При этих словах отец посмотрел на висевший в простенке большой портрет своей жены, так безвременно покинувшей нас, и приложил носовой платок к повлажневшим глазам.
Растроганный, я молчал. В эти минуты я памятью оживлял нежные черты мамы. Она так любила меня.
— Сын мой, тяжело говорить, но скажу, — продолжал отец, смотря на меня из-под густых седых бровей. У него был торжественный вид, и выражался он несколько старомодно. — От бывшего нашего лорда нет никаких вестей, и не исключена возможность, что его уже нет в живых. Но не смею осуждать судьбу, ибо знаю строгую мудрость законов земли и неба. Если тебе не суждено закончить образование, пусть будет так. Но мы все — и я, и дядюшка Реджи, и наша добрая Оливия — хотим, чтобы ты нашел свое счастье. Сегодня я имел долгую беседу с наставником нашим отцом Иеремией. Досточтимый служитель церкви вполне согласен с тем, что советовал раньше дядюшка Реджи…
— Знаю, — произнес я, опуская голову.
— Очень хорошо, что ты сознаешь наше положение, — вздохнул отец. — Ты сам должен отыскать свою судьбу. У моего малыша Сэма крепкие руки и светлая голова, напичканная разными премудростями, а сердце такое же доброе, как у его покойной матери…
Мы оба снова посмотрели на портрет с грустью и благодарностью.
— У тебя, Сэм, есть желание работать, — продолжал отец. — Мы с Реджинальдом видели, как старался ты устроиться здесь, и решили… — С этими словами отец вручил мне два банковых билета. — Возьми, малыш. Эти деньги — все, что я имею, скудные остатки моих сбережений. Постарайся истратить их так, чтобы потом с благодарностью вспомнить о своих родителях. Помни, что родители всегда любят своих детей. Знай, что над бумагами лорда Паклингтона в конторе я просиживал по четыре часа лишних ежедневно, а твоя добрая мать экономила по мелочам. Мы трудились, чтобы скопить хоть что-нибудь для тебя. — Отец взволнованно затряс головой и протянул мне руки: — Дорогой мой!..
Будучи не в силах говорить, я только склонился на грудь отца, долго целовал его сухие, запачканные чернилами руки и орошал их благодарными слезами.
— Ну, ну, малыш…
Отец ласково потрепал меня по плечу.
— Спрячь деньги… Свет велик, во владениях короля не заходит солнце, и Нептун покровительствует нашему флагу на морях. Устраивайся! А вернешься, будь уверен, ты найдешь в Эшуорфе по-прежнему любящих тебя людей.
Чуть прищурившись, отец покосился на окно, через которое виднелся домик Уинтеров, и я понял, что отец знает о моей тайне.
Отец проговорил со мною до полуночи, сидя в кресле у любимого камина. В юности он путешествовал, и мне пришлось лишний раз выслушать историю, как в Новой Гвинее охотятся за черепахами.
Милый неудачник! До сих пор помню его ласковый взгляд, когда он поднимался по узкой винтовой лестнице к себе в спальню. На ступеньках он приостановился со свечой в руках. Из кухни несло сыростью. Свеча оплывала, и стеариновые сосульки падали на тяжелый медный подсвечник, дрожавший в руке отца. Перегнувшись через перила, отец кивнул мне.
— Не проспи, малыш. Старый Орфи поедет за скипидаром ровно в шесть и согласен захватить тебя. Ты попадешь в Уэсли на поезд семь семнадцать. Спокойной ночи.
Я плохо спал. Решено. Утром я уеду из Эшуорфа потихоньку, чтобы никто и не заметил этого. Эдит я буду присылать письма…
Мне показалось, что за окнами начинается шторм. Но это только возвратился дядюшка Реджи. Он бурно спорил о чем-то с Оливией, но внезапно смолк. У Оливии была своя манера управляться с нарушителями спокойствия в ее кухонном царстве. И вскоре я услышал смиренные шаги дядюшки и осторожный скрип двери его комнаты…
Утро сияло осенним очарованием.
Черепичные крыши эшуорфских домов, умытые свежей росой, ярко и разноцветно блистали на солнце. В туманной лиловой дали под пышным пологом розовых облаков еще дремал величественный океан. Шоссе медленно извивалось вокруг холма. Старый Орфи не очень торопился, сидя в повозке, где глухо позвякивали оплетенные соломой аптечные бутылки. Костлявая лошадь мужественно преодолевала подъем на верхнем — шоссе. Эшуорф медленно опускался. Зелень придорожных кустов ласкала мои взоры.
Я мысленно прощался со всем, что мне было дорого здесь. Вот и поворот у моста.
Неожиданно я увидел Эдит. Она стояла на берегу ручья и махала мне рукой. Орфи предупредительно натянул вожжи, и девочка подбежала к остановившейся повозке, из которой я выпрыгнул.
— О, Эдит!
Мы пошли вперед по шоссе. Эдит протянула мне маленький букет горных фиалок:
— Счастливого пути, Сэм.
Глаза Эдит были похожи на темные влажные фиалки.
Я растроганно прошептал:
— Как хорошо, что ты пришла, Эдит!
— Мне хотелось пожать тебе руку на прощанье. Вот и все, — сказала она.
— До свидания, Эди. Ты не забудешь меня?
— До свидания, Сэм. Возвращайся!.. Я буду ждать… Копыта лошади гулко простучали по деревянному мосту. Повозка завернула за холм, и я уже не видел Эдит. Аптекарь меланхолично пошевелил вожжами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
